Елена Белозерская: "9 августа 2014 года наш командир открыл карту и нарисовал будущий Иловайский котел. Но его никто не послушал"

На российском телевидении вышла программа об украинской женщине-снайпере, где убитые ею боевики были названы «безоружными людьми»

На прошлой неделе, после выпуска новостей, на российском Первом канале вышло ток-шоу, посвященное украинскому снайперу Елене Белозерской. Вернее, одному короткому видео, где видно, как Елена уничтожает противника. Российские пропагандисты использовали эти кадры, чтобы сделать большой сюжет о «столичной журналистке, приехавшей ради материала пострелять на Донбасс». Они, разумеется, умолчали о том, что Елена уже три с половиной года служит солдатом в Украинской добровольческой армии. Прошла Карловку, Авдеевку, Саур-Могилу, Пески и Широкино. Не сказали и о том, что Елена бок о бок воюет со своим мужем и мечтает о детях, которых они хотят завести, когда закончится война…

— Ведущий программы на российском телевидении просто нагло соврал, — с улыбкой сказала Елена Белозерская, ставшая героиней документального фильма «Невидимый батальон». — Он назвал меня журналисткой, которая приехала на Донбасс, как на сафари, пострелять людей, а потом вернулась в Киев писать статьи. Это абсолютная ложь! Все, кто меня знают, помнят, как три с половиной года назад я отказалась от журналистского статуса и ушла на войну. С тех пор я не журналист, а солдат. Никогда не прикрывалась бронежилетом с надписью «Пресса». Я просто воюю.

Кстати, на следующий день после эфира в этой же программе «Время покажет» ведущий вновь вернулся к сюжету обо мне. В студии было упомянуто мое видео со стрельбой, но убитые мною боевики уже были названы «безоружными людьми». Достаточно грамотная, но совершенно примитивная пропагандистская работа. Не удивлюсь, если скоро они станут рассказывать, как я развлекаюсь на Донбассе, отстреливая старушек в огородах. А ведь, по сути, случилась банальная в условиях войны ситуация — люди шли убивать, а оказались убиты сами. В то самое время, когда был снят этот боевой момент, на другом участке фронта наши ребята, не имеющие хорошего снайперского оборудования, не заметили диверсионную группу противника и понесли серьезные потери.

*Елена Белозерская: «Три с половиной года назад я отказалась от журналистского статуса и ушла на войну» (фото из «Фейсбука»)

— Значит, в плане информационной войны мы по-прежнему проигрываем России?

— У них она ведется широкомасштабно и по всему фронту. Любая пропаганда рассчитана исключительно на «свою» внутреннюю аудиторию, поэтому, даже услышав опровержение, наши противники скажут, что «укропы» врут. Впрочем, я к этому отношусь совершенно нормально. На войне как на войне. Кто победит, тот и будет писать историю.

— Когда было записано ваше видео?

— В ночь с 24-го на 25-е августа. Как раз в День независимости. Признаюсь, я сознательно напросилась в этот день на дежурство, понимая, что враг непременно захочет нас «поздравить» с Днем независимости. Вышла на позицию, как только стемнело. Прошло не больше часа, как я увидела, что в нашем направлении двигается диверсионная группа — выползают из окопа в нашу сторону. За полчаса до этого боевики из стрелкового оружия обстреляли наши позиции. Они открыли огонь, когда наши солдаты бросили на бруствер мешок с землей. Этот мешок в ту же секунду был разнесен в хлам из автоматов и пулеметов. То, что зафиксировано у меня на видео, происходило между девятью и десятью часами вечера. Враг очень спешил, потому что начиная с нуля часов следующего дня вступало в силу так называемое школьное перемирие. Видимо, был дан приказ успеть совершить диверсию до полуночи.

— Сколько их было человек?

— Шестеро. Я видела, как они выползали из окопа в нашем направлении, передавая из рук в руки оружие. Я выстрелила и попала в одного боевика. После этого выстрелила еще два раза, имитируя прострел.

— Что это такое?

— Ночью, когда наши и вражеские позиции находятся на сравнительно небольшом расстоянии друг от друга, раз в полчаса или час мы делаем короткие прострелы из автоматов или пулеметов для того, чтобы «не ползали». В общем, чтобы не могли безопасно подобраться к нашим позициям на дистанцию броска гранаты. Такие прострелы регулярно производит и наша сторона, и вражеская.

Я сделала два выстрела, сымитировав прострел, чтобы противник не догадался, что у меня снайперская винтовка с тепловизионным прицелом и подумал, что попал под шальную пулю. И это сработало. Спустя какое-то время один из боевиков вылез. Я тут же выстрелила. Он был ранен. Спустя полчаса увидела, как его эвакуировали, но не стала стрелять, давая возможность забрать бойца. Нельзя превращать благородное искусство войны в скотство. После того как увезли раненого, я подловила следующего бойца и отработала по нему. Из шести человек двое оказались убиты и один ранен.

— Как вам удалось записать все на видео?

— У меня оборудование с возможностью видеосъемки. Я стараюсь снимать практически все. Часто такой материал очень важен нам для анализа, когда просматриваем видео, анализируя поведение противника. Если запись не представляет никакого интереса, она тут же стирается. К сожалению, на видео стоит дата 2012 год. Я не думала, что придется когда-то его обнародовать, поэтому не озаботилась тем, чтобы выставить правильную дату в настройках рекордера.

— Почему вы решили выложить это видео в сеть?

— Сделала это не сразу, а спустя, наверное, неделю. Причин у меня было несколько. Хотелось поднять боевой дух наших ребят. Понятно, что такой видеоматериал — способ морального давления на противника. Мол, вы к нам не лезьте, мы вас перестреляем. Специальное оборудование, которое есть у меня, покупается на деньги, собранные волонтерами. Естественно, в нашей армии его мало. После того как люди увидели это видео, активнее пошли сборы средств для покупки такого оборудования. В идеале оно должно быть на каждой позиции.

— Но ведь, выкладывая видео, вы могли скрыть личность стрелка?

— Я не стала скрывать свое имя сознательно. Признаюсь, к тому времени меня уже порядком достали регулярные обвинения в том, что я не воюю, а занимаюсь самопиаром, приезжая на позиции пофоткаться. Есть люди, считающие, что если человек умеет, образно говоря, крутить гайки, то ему недоступна игра на скрипке. Если я действительно знаю толк в инфовойнах, это не означает, что я не могу полноценно воевать. Эти убитые и раненые — далеко не первые в моей военной биографии. Просто в первый раз мне удалось снять свою работу на видео. По большому счету, мне нечего скрывать, и я ни минуты не жалела, что опубликовала это видео. Нахожусь на своей земле, исполняю свой долг. При этом воюю не за деньги, не за зарплату, оставаясь по-прежнему добровольцем.

— Не боитесь угроз, посыпавшихся в ваш адрес со стороны врага?

— Знаете, я в информационных войнах с 2007 года. И если бы каждый раз, когда мне по Интернету приходит очередная угроза, у меня с головы выпадал один волос, я давно была бы уже лысой. Разумеется, есть хорошие контрснайперы и спецслужбы вражеской страны, которые работают у нас. Никто не бессмертен и убить меня можно. Но если такое и случится, то по очкам я переиграла их уже очень давно.

— Вас не пугает смерть?

— Не боятся только дураки. Я не бесстрашная, но, наверное, если бы уж сильно боялась, то сидела бы дома, а не на фронте. Каждый раз, когда иду на позицию, чувствую сосредоточенность. То, что я делаю, уже превратилось для меня в обычную работу. Знаете, мне раньше было страшно до боевого выхода, когда не знаешь, что тебя ждет. А когда уже идешь на задание, страх уходит.

— Вы действительно работаете только за идею?

— Я — боец Украинской добровольческой армии, которая не входит в состав Вооруженных Сил Украины, но мы находимся в полном подчинении командования ВСУ. Все добровольческие батальоны, которые в свое время влились в Вооруженные Силы Украины и другие силовые структуры, де-факто расформированы. Мы подобного не хотим и настаиваем, чтобы в нашем случае сохранились наша структура и наши боевые командиры. Пока еще этот вопрос остается открытым. Конечно, я могу с группой ребят перейти в ВСУ, но у меня есть обязательства перед моими командирами и это уже дело чести.

— Вы ведь воевали в «Правом секторе»?

— Да, но два года назад Дмитрий Ярош с большинством боевых подразделений, в одно из которых вхожу и я, покинул ряды «Правого сектора», организовав Украинскую добровольческую армию. Кстати, Дмитрий Ярош сам и обнародовал мое видео. Видимо, ему тоже хотелось показать работу нашей армии. Единственное, что можно было изменить, — не называть моего имени. Но я на этот шаг пошла сознательно.

— Что повлияло на ваше решение взяться за оружие?

— Я готовилась к этому давно. Еще с 2005 года. Вместе с товарищами училась тактике боя, у нас была страйкбольная команда. Практически каждый выходной мы проводили в лесах, где тренировались, изучали тактику боя и готовились.

— Готовились к чему?

— К войне. Только если бы я тогда могла предположить, что она таки случится, тренировалась бы гораздо лучше. А наш командир постоянно говорил о том, что будет война. На то время этот человек был одним из основателей УНА-УНСО. Он даже предсказывал, что Россия отожмет у Украины Крым. Правда, тогда, в 2005 году, он говорил, что перед этим Россия организует в Крыму несколько терактов, которые припишут националистам. И считал, что Россия захватит большую часть Украины, чем ей это удалось. Поэтому нас готовили к партизанской работе в лесах. А когда началась война, мы оказались на территории, где мало «зеленки». Поэтому первое время было достаточно сложно. В начале войны мы уже были сплоченной командой. Собственно, в таком составе и поехали на фронт. Все было настолько логично, что никто этого даже не обсуждал.

— Вы сразу стали стрелком?

— Я и до войны стреляла достаточно метко, хотя никогда не занималась стрелковым спортом. Снайперскому делу училась уже во время войны у более опытных побратимов.

*Снайперскому делу Елена училась уже во время боевых действий у более опытных побратимов

— У вас была семья, когда уходили на фронт?

— Мы ушли вместе с мужем и по сей день, вот уже три с половиной года, воюем. Моя большая внутренняя проблема, что у нас до сих пор нет детей. Эта война все тянется и тянется… Но я не собираюсь лишать себя ребенка. Мы с мужем верим, что как только война закончится, у нас появится малыш. А сейчас просто делаем свою работу — воюем бок о бок. Кстати, в ту ночь, когда было сделано видео, муж был рядом со мной. У него был автомат, у меня снайперская винтовка, а тут лезут боевики. Слава Богу, все обошлось.

— Как думаете, война скоро закончится?

— Мне бы этого хотелось больше всего. Но, увы, думаю, эта война надолго. Так считает и наш командир, тот, который в 2005 году ее предсказал. Он до сих пор воюет с нами. Помню, за несколько недель до Иловайского котла мы взяли Саур-Могилу, все тогда радовались, полагая, что война скоро закончится. А он на одном из собраний боевых офицеров открыл карту и нарисовал будущий Иловайский котел. Тогда его никто не послушал. Это было 9 августа 2014 года. При этом разговоре я присутствовала лично.

— Говорят, к войне привыкаешь.

— Это правда. Для меня самыми тяжелыми были первые бои. Хотя теперь понимаю, что особо страшными они не были. Довольно долго я просто бегала с автоматом, не будучи снайпером. Тогда было не понятно, в кого ты попал или не попал. Ты стреляешь — в тебя стреляют. Потом я стала учиться снайперскому искусству. Теперь у меня обычная работа: выхожу на позицию, жду, а если надо — стреляю. Это все психологические выдумки о том, что сложно нажать на спуск. Нормальный человек, понятно, не смог бы расстрелять безоружного. Я не выстрелила бы даже в пленного боевика. Но когда вижу в прицеле силуэт и понимаю, что этот человек, опоздай я на секунду-две, может выстрелить в меня, кроме легкого азарта, не испытываю ничего.

— Часто думаете о том, чем будете заниматься после войны?

— Мне кажется, адаптируюсь к мирной жизни легко и быстро. Собираюсь заняться семьей, стать мамой, вернуться в свою профессию. Я не скучаю по каким-то чисто женским занятиям: готовке, стирке, уборке, даже шопингу.

До войны я никогда не носила платья. А сейчас, когда уже три с половиной года не вылажу из военной формы, мечтаю, когда все это закончится, купить себе красивое длинное платье и пойти в ресторан.